От укрепления позиций Azure в сообществе разработчиков до формирования этических норм искусственного интеллекта и повышения уровня доверия к нему. Инвестиции Microsoft в OpenAI в размере 1 млрд долл. показывают, что гигант из Редмонда активно готовится к вхождению в сложный мир искусственного интеллекта.

Но сначала хотелось бы освежить в памяти происходящее. В последние годы искусственный интеллект из концепции превратился в реальность, объединив под общим термином целый ряд самых разных технологий. Наибольшей популярностью сегодня пользуются технологии машинного и глубинного обучения.

Наработки, предназначенные для специфичных и программных нужд (распознавания объектов, лиц, языка или поиска шаблонов в данных) и считавшиеся ранними или «частными» примерами искусственного интеллекта, сегодня относят к искусственному интеллекту общего назначения (artificial general intelligence, AGI), называемому также «истинным» искусственным интеллектом. Но многие его аспекты по-прежнему ограничены рамками научной фантастики.

Резюмируя ситуацию кратко, стоит отметить: возникла вера в то, что AGI сможет объединить человеческую природу, гибкое мышление и логику с преимуществами компьютеров – практически мгновенным откликом и способностью перемалывать и анализировать огромные наборы данных, делая соответствующие выводы.

Все это, естественно, вызывает некоторые опасения, особенно в части долгосрочного влияния технологий на общество. Основатель Tesla (и OpenAI) Илон Маск ранее называл AGI «крупнейшей экзистенциальной угрозой» человечеству, а профессор Кембриджского университета Стивен Хокинг говорил в интервью BBC, что «создание полномасштабного искусственного интеллекта вполне способно положить конец существованию рода человеческого».

Что касается ближайшего будущего, технический директор Google Рэй Курцвейл предсказал, что AGI, способный пройти тест Тьюринга, появится уже через десять лет, а к 2040 году компьютеры смогут выполнять за секунду тот же объем вычислений, что и совокупный мозг всего человечества.

Адъюнкт-профессор университета Бата Джоанна Брайсон для разных людей трактует определение AGI по-разному.

«На самом деле, AGI – это не нечто материальное, – пояснила она. – Когда люди думают, что AGI станет похожим на нас, в основе этого лежит чересчур дерзкая идея XVII века о том, что люди находятся на вершине эволюции. И вскоре на смену им придет нечто еще более быстрое».

Вместо этого Брайсон предлагает сразу четыре определения. Для большинства AGI представляет собой две противоречивые вещи – систему, которая может знать все, и систему, которая похожа на человека.

Несмотря на всю свою таинственность AGI – одна из причин, побудивших Microsoft инвестировать миллиард долларов в OpenAI, лабораторию по исследованию искусственного интеллекта, располагающуюся в Кремниевой долине.

Что такое OpenAI?

Главной задачей исследовательской лаборатории OpenAI, основанной в декабре 2015 года, является изучение будущего AGI. За свою недолгую историю она успела заручиться поддержкой целого ряда знаменитых сторонников, в том числе одного из  ее основателей, генерального директора компании Tesla Илона Маска, бывшего председателя совета директоров Y Combinator, а ныне генерального директора OpenAI Сэма Альтмана, основателя LinkedIn Рида Хоффмана, а теперь и Сатьи Наделлы, генерального директора Microsoft. Миссия лаборатории заключается в том, чтобы «искусственный интеллект общего назначения приносил пользу всему человечеству».

«Мы хотим, чтобы передовые системы искусственного интеллекта помогали людям решать сложные задачи, затрагивающие сразу несколько дисциплин, включая глобальные проблемы изменения климата, получения доступных и высококачественных медицинских услуг, а также персонализированного образования», – заявил Альтман.

Что касается технической части, для достижения первых результатов OpenAI использовала глубинное обучение – технологию, базирующуюся на нейронных сетях и имитирующую работу человеческого мозга. В настоящее время соответствующие работы ограничены отдельными экспериментами в области автоматической генерации текстов, манипулирования рукой робота и игр. Программное обеспечение OpenAI сумело, например, одержать победу над командой по киберспорту в видеоигре Dota 2.

Интересно, что OpenAI начиналась как некоммерческая организация, но в начале года она получила лицензию на ведение бизнеса OpenAI LLP и теперь использует в своей деятельности бизнес-модель «рентабельности с ограничениями». Это позволило компании привлекать и возвращать инвестиционный капитал, подобно обычному стартапу, но при этом она должна придерживаться своего первоначального устава и заниматься развитием AGI на благо человечества.

В модели ограниченной рентабельности прибыль, получаемая от любых инвестиций в OpenAI LLP, будет передаваться общей некоммерческой группе, которая затем сможет использовать эти фонды по своему усмотрению. Для инвесторов первой волны коэффициент ограничения рентабельности установлен на уровне 100. Таким образом, если сегодня вы инвестировали 10 млн долл., ограничение вступит в силу только после того, как первоначальные инвестиции принесут 1 млрд долл.

В общем случае ограничения пока не определены и будут меняться по мере увеличения инвестиционного капитала, но предполагается, что они никогда не превысят рыночной стоимости крупнейших технологических компаний.

«Ограничения станут актуальными, если мы преуспеем в создании AGI, который принесет беспрецедентную экономическую выгоду», – говорится в пресс-релизе лаборатории.

Пояснения к сделке

В свете приобретения DeepMind компанией Google проведенные инвестиции делают Microsoft «эксклюзивным» поставщиком облачных сервисов для OpenAI. Обе компании активно экспериментируют, разрабатывают и стремятся к потенциальной монетизации новых технологий AGI, формируя одновременно этические нормы и поднимая уровень доверия к новым технологиям.

В краткосрочной перспективе они намерены выстраивать вычислительную платформу в облаке Azure, где будет проводиться обучение и запуск моделей искусственного интеллекта, наращивая аппаратные мощности на основе суперкомпьютерных технологий Microsoft.

OpenAI будет передавать Microsoft лицензии на некоторые из своих технологий для последующей коммерциализации. При этом Microsoft сохранит статус «привилегированного коммерческого партнера» для OpenAI. Группа станет эксклюзивным облачным партнером Microsoft, тогда как в прошлом она «удовлетворяла свои вычислительные потребности, обращаясь к различным поставщикам». На вопрос о том, какие компетенции и ресурсы будут совместно использоваться двумя организациями, в OpenAI нам не ответили.

«Совместными усилиями мы разрабатываем в Microsoft Azure аппаратную и программную платформу, которая позволит масштабировать AGI, – указал пресс-секретарь OpenAI. – Выстраивается последовательность все более мощных технологий искусственного интеллекта, которая потребует больших капиталовложений в вычислительные мощности. Самый очевидный способ окупить затраты заключается в создании продукта, но это потребует от нас изменения направленности. Поэтому мы намерены лицензировать некоторые промежуточные технологии AGI, а Microsoft становится нашим привилегированным партнером, на которого будет возлагаться задача их коммерциализации».

Что касается структуры, совет директоров OpenAI продолжит самостоятельно принимать все решения по исследовательской повестке дня и использованию полученных наработок. В состав совета директоров лаборатории будет включен один представитель Microsoft.

Зачем Microsoft инвестиции? Для привлечения талантов, встречных закупок у разработчика и консолидации искусственного интеллекта

По мнению отраслевого аналитика Джека Голда, с учетом нынешних относительно небольших потребностей искусственного интеллекта в облачных вычислениях партнерство направлено на консолидацию рынка и формирование для Microsoft удобной позиции в будущем.

«OpenAI пытается консолидировать различные структуры и платформы, доступные в настоящее время искусственному интеллекту, с тем чтобы уменьшить число компонентов экосистемы, – подчеркнул Голд. – В настоящее время здесь имеется множество различных платформ и инструментов. Процесс типичен для нового рынка, которому нужна консолидация. Вопрос заключается в том, кто ее возглавит? Microsoft конкурирует с Google, AWS и прочими, так что любое партнерство, способствующее привлечению потенциальных клиентов, идет компании на пользу».

Вице-президент аналитической компании CCS Insight по корпоративным исследованиям Николас Маккуайр, признает, что инвестиции в OpenAI стали для него неожиданностью. Главным образом потому, что AGI остается темой для избранных – сверхпродвинутой и вместе с тем достаточно узкой исследовательской дисциплиной.

В области искусственного интеллекта у Microsoft есть более актуальные темы, например, обработка естественного языка, кибербезопасность и квантовые вычисления.

Таким образом, явных причин для инвестиций не так много. «На каком-то уровне Microsoft, наверное, захочет установить связь с исследователями, которые могут помочь компании стать идейным лидером, раздвинуть границы AGI а затем и использовать прорывные результаты исследований в своем бизнесе Azure, – указал Маккуайр. – Очевидно, те же цели Google преследует с DeepMind, пускай и не в столь явном виде».

Если копнуть глубже, можно предположить, что инвестиции связаны с позиционированием Azure и подготовкой облачной платформы к пришествию AGI, который должен стать «рабочей нагрузкой суперкомпьютерных масштабов», особенно среди разработчиков, экспериментирующих с машинным обучением.

Наличие у AGI дополнительных возможностей – хороший способ продемонстрировать сообществу разработчиков (особенно тем из них, кто занимается машинным обучением) передовые сценарии применения новых технологий.

Несмотря на это существует общее понимание лидерства Google в области искусственного интеллекта, которое основано на неиспользуемых пока возможностях компании и ее кадровом резерве.

Вот почему Джоанна Брайсон считает, что нынешняя сделка, как и прочие инициативы Microsoft, направлена прежде всего на привлечение талантов: «У компании реальные проблемы с тем, чтобы выглядеть круто. Ясно, что они чувствуют себя взрослыми в существующем окружении, стремясь таковыми и оставаться, и при этом хотят выглядеть круто, чтобы у людей появлялось желание работать с ними. Как и DeepMind, это помогает привлечь больше талантов. В случае успеха OpenAI будет напоминать Google образца 1998 года: обладая отличным продуктом, там заявляли, что деньги их не интересуют, таланты валили к ним косяком, и все вокруг знали, что самое лучшее создается именно в Google».

Вместе с тем, активная реклама и привлечение талантов позволяют претендовать на большее. В идеале речь идет о проекте, который изменит жизнь людей. Но нельзя забывать о его коммерциализации.

В последние месяцы инвестиционные фирмы активизировали свою деятельность на территории, занятой крупнейшими технологическими компаниями мира.

Сделки по приобретению Ingram Micro, Sophos и Tech Data демонстрируют, что ИТ-отрасль превращается в главную цель для глобальных финансовых организаций, ведущих охоту за высокой прибылью и потенциальным увеличением своего богатства.

По данным CrunchBase, 40% приобретений в США стоимостью более 100 млн долл. в 2018 году приходились на фонды прямых инвестиций.

По словам ведущего аналитика Gartner Нила Макмерчи, это подтверждает одну важную истину: в руках частных инвестиционных фондов сосредоточены горы денег, а любая компания всегда будет продана тому, кто предложит самую высокую цену.

«Там просто очень много денег, – пояснил он. – По имеющимся оценкам, в прошлом году капиталы фондов прямых инвестиций выросли на триллион долларов. Если взглянуть на их бизнес-модель, она представляет собой сочетание кредитов с продажей своих акций. Таким образом, к этому триллиону скорее всего можно прибавить еще два-три триллиона, взятых под очень низкий процент. Естественно, возможности таких фондов значительно превышают возможности других игроков».

Скупка технологических компаний для фондов прямых инвестиций – явление не новое (достаточно вспомнить приобретение Thoma Bravo компании Embarcadero Technologies еще в 2007 году), однако нет сомнений в том, что их активность на этом поле растет.

Уже текущем году, например, фонд Thoma Bravo претендовал на акции Connectwise; австралийский поставщик облачных и управляемых сервисов Nexon Asia Pacific был приобретен шведской фирмой EQT Partners, а компания Vocus сумела отвоевать у EQT Infrastructure 3,2 млрд долл.

Инвестиционная фирма Future Now Ventures создала фонд в размере 100 млн долл., специально ориентированный на независимых разработчиков программного обеспечения для платформ Microsoft.

По словам Макмерчи, интерес фондов прямых инвестиций к технологическим компаниям зависит главным образом от уровня зрелости последних на рынке.

«На более зрелой стадии от достаточно крупных компаний исходит уже значительно более серьезное предложение по сравнению с тем, что мы наблюдали десять лет назад, – пояснил он. – Интересующие их объекты обладают приемлемым уровнем рентабельности, демонстрируют хороший рост и возможность приносить еще более весомую прибыль».

Иллюстрируя темпы роста в технологической сфере, Макмерчи указал, что даже крупные технологические компании, включая Google, Amazon и Netflix, по-прежнему растут более быстрыми темпами по сравнению с большинством игроков, входящих в список Fortune 500 (60% из них выросли менее, чем на 6%).

Что касается дистрибьюторов-гигантов, таких как Ingram Micro и Tech Data, у них есть, что предложить клиентам, а учитывая масштабы сделок одновременное уменьшение маржи и накладных расходов обеспечивает достаточно высокую эффективность.

С другой стороны, маржа компаний, предлагающих программное обеспечение в виде сервиса, традиционно выше, и при наличии определенной зрелости и рентабельности потенциальные покупатели могут получать гораздо большую эффективность.

Если говорить о вертикальных отраслях, не удивительно, что основное внимание сегодня уделяется сфере безопасности, ведь кибератаки становятся все более опасной глобальной угрозой. В портфеле Thoma Bravo, проявляющей наибольшую активность на рынке систем безопасности, имеются активы Barracuda, Imperva, Veracode, LogRhythm, Centrify и McAfee. Недавно была заключена сделка с Sophos на сумму 3,9 млрд долл.

Фонд BGH Capital объединил 12 независимых брендов в одного поставщика CyberX. Такое решение по своей рентабельности и масштабам сравнимо с крупной единовременной сделкой.

Но если высокая норма прибыли является очевидной необходимостью для любого фонда прямых инвестиций, который должен приносить отдачу своим инвесторам, у этой схемы есть и некоторые недостатки. Один из них связан с замедлением технологического прогресса, которым в первую очередь и объясняется привлекательность приобретений подобного рода.

«Как правило, фонды прямых инвестиций не стимулируют инновации, – заметил Макмерчи. – Речь идет об эффективности, синергии и объединении бизнеса. Если меня интересует прежде всего рост, как в венчурном фонде, инвестиции в инновации достаточно комфортны. Бизнес же, основанный на скупке частных компаний, интересует не только рост, но и рентабельность, и, если вы жертвуете ростом ради рентабельности, нужно быть готовым к тому, что отношение к инновациям будет более консервативным».

Как бы то ни было, никаких признаков замедления активности в этом пространстве в ближайшее время не ожидается. Связано это не только с большим количеством имеющихся денег, но и с отсутствием достойных предложений в других отраслях.

«Готов прогнозировать, что присутствие частного инвестиционного капитала здесь будет лишь возрастать, поскольку другие варианты для инвестиции выглядят крайне непривлекательно, а положение фондов обязывает их активно укреплять свою конкурентоспособность», – заявил Макмерчи.

11 февраля на круглом столе в Мосгордуме обсудили внесенный мэром законопроект «Об инновационном кластере города Москвы». Депутаты, участники рынка и представители вузов по очереди высказались, что они думают о перспективах кластера.

Руководитель Департамента предпринимательства и инновационного развития города Москвы Алексей Фурсин выделил преимущества участия в кластере для разных групп организаций. По его мнению, при помощи кластера малый средний бизнес могут привлекать заказы, использовать научные разработки для коммерциализации и кооперироваться с партнерами – поставщиками, инвесторами и др. Для госкорпораций выгода заключается в диверсификации производств и поиске поставщиков как раз из числа компаний малого и среднего бизнеса — резидентов кластера. Научные организации получают лаборатории для испытаний и трансфер своих научно-исследовательских и опытно-конструкторских разработок в реальный сектор, а также привлечение финансирования на новые НИОКР. Образовательные учреждения могут проводить в кластере стажировки и внедрять образовательные технологии. Институты развития – привлекать новые стартапы и искать инвесторов.

Заместитель директора Департамента стратегического развития и инноваций Минэкономразвития Никита Пономаренко тоже подчеркнул, что кластер помогает компаниям малого и среднего бизнеса включаться в федеральную повестку, а крупным госкомпаниям, включая «Газпром», «Ростех», «Росатом» и «Роснефть», «встраиваться» в работу с малыми компаниями. Помимо этого кластер имеет амбициозные планы по выходу на внешние рынки, например, стран АТЭС, БРИКС, ШОС.

Алексей Фурсин: «В концепции инновационного кластера заложен важный принцип – интеграция науки, промышленности и образования» Источник: duma.mos.ru

Заместитель председателя комиссии Мосгордумы по науке и промышленности Александр Сметанов подчеркнул, что кластер дает промышленникам возможность решать свои задачи, а именно: производить сбыт, получать какие-либо преференции, искать кадры. По поводу последнего пункта он пояснил, что задачи вузов не всегда коррелируют с задачами промышленников, и потому последние могут не найти в учебных заведениях специалистов с необходимой квалификацией.

Ректор Национального исследовательского технического университета «МИСиС» Алевтина Черникова в свою очередь рассказала об открывающихся возможностях для науки. По ее мнению, кластер может способствовать реализации потенциала молодых ученых и дать им старт в бизнесе, подготовить новых ученых и привлечь обратно в Россию, тех, кто некогда отсюда уехали.

Директор Департамента инфраструктурных проектов госкорпорации «Роскосмос» Дмитрий Шишкин назвал кластер «маркетплейсом» для продвижения продуктов и метом производства гражданской продукции. Директор по региональной политике АНО «Цифровая экономика» Александр Зорин в качестве перспектив увидел повышение конкурентноспособности национальной экономики и ориентацию на экспорт. Директор по инвестициям «Российской венчурной компании» Алексей Гусев говорил о привлечении человеческого капитала и международных стартапах.

Подводя итог обсуждения, Фурсин напомнил, что первостепенная задача кластера — сокращение пути продукции от разработчика до потребителя.

Участники круглого стола приняли резолюцию, в которой поддержали законопроект «Об инновационном кластере города Москвы» и обратились к депутатам Мосгордумы с просьбой принять его на ближайшем пленарном заседании.